Он выдержал удар и смочил пересохшие губы глоточком газированной воды.

– Ладно, я облажался, – робко признал он чуть ли не шепотом. – Ты же знаешь: заговорить, открыться, выразить свои чувства – это все не по мне. Эмма постоянно твердит, что я вырос в волчьей стае.

– И без сомнения, она права, – улыбнулась Ассия, пока ей подавали второй коктейль.

– Я просто-напросто съехал с катушек, и, знаешь, мне было не так-то легко прийти в себя.

Наконец-то его скорлупа треснула, и она различила в нем наивную искренность, которая ее растрогала. Этот мужчина был настоящей загадкой, но в душе она чувствовала, что, несмотря на все его недостатки и закрытость, перед ней крайне ранимый, доброжелательно настроенный человек.

Она положила руку на его ладонь ласковым жестом, который он принял с покаянной улыбкой.

– Если ты меня не бросал, то чего же ты хочешь? – мягко спросила она.

Он сделал несколько вдохов и заставил себя дышать с опорой на диафрагму, как при медитации.

В уголке его глаза блеснула слеза. Она никогда не видела, чтобы он плакал.

– Чего я хочу, Ассия? Я хочу избавиться от боли, которая выворачивает мне внутренности, от постоянного ощущения невыносимости жизни, которое сжирает меня, стоит мне бросить отстраненный взгляд на этот мир, от печали, которая заполняет мои дни и изничтожает ночи, когда я думаю о том, что представляет собой человек по своей сути: существо глубоко эгоистичное, которое прикидывается, воображая себя Богом, и уничтожает все во имя Его. Мое собственное небо всегда пасмурно, и малейшие проблески заставляют опасаться лжи, всегда предвещающей еще худшее. Но когда смотрю в твои глаза, Ассия, я почти забываю об этом.

Слова Максима запали ей в самое сердце, пульс участился. Она знала, что подобные слова, исходящие от столь замкнутого человека, – это нечто редкое. И запечатлела каждое слово в памяти, особенно последние.

– Вот поэтому ты и стал копом, – спокойно сказала она, накрыв его ладонь и другой рукой. – Ты здесь, чтобы постараться хоть немного исправить этот мир…

– Ну да, повязка на деревянной ноге… – цинично отозвался он.

Рядом шумно рассаживалась компания молодежи, но Максим и Ассия словно создали собственный пузырек тишины.

– И что нам теперь делать? – спросила она наконец.

Он смотрел на нее и думал, как она красива. Она всегда казалась ему привлекательной, с того самого момента, когда он приметил ее в глубине аудитории в первый же день обучения на курсе синергологии. Он пришел туда, чтобы получить диплом, она – чтобы написать отчет об этой новой дисциплине и понять, можно ли в будущем включить данный курс как отдельную специальность в программу подготовки национальной жандармерии.

На ее идеальном лице не было и следа стигматов проходящего времени: белоснежная улыбка контрастировала с темной кожей, а исполненные тайны черные глаза походили на две ониксовые сферы, словно глядящие на этот мир с момента его зарождения. Тогда он просто потерял голову. Кстати, в конце того первого дня ему пришлось попросить у Ассии ее конспекты, поскольку он начисто забыл, что следует что-то записывать.

Рядом с ней он чувствовал себя особенно уязвимым, и при каждой их встрече ему хотелось, чтобы она защищала его, как выпавшего из гнезда птенца.

Здесь, в этой старомодной кафешке, в обстановке столь же холодной, как и погода, Максима охватили те же чувства, что и несколько месяцев назад. Ему хотелось бы кинуться в ее объятия и все забыть: самого себя, это расследование, этот мир…

Ассия послала ему обворожительную улыбку. Два коктейля ослабили напряжение: она сложила оружие.

– Идем, – с томным вздохом проговорила она.

Она встала и взяла его за руку, потянув к выходу. Он подчинился, не протестуя, как дрейфующий без руля и ветрил корабль, избавленный от беды горящим на горизонте маяком, что пронзает ночь своим спасительным светом.

Возвращение в казарму, возвращение в мир бригады, дисциплинированный и отлаженный. Но оба они забыли и про свою работу, и про дело, которое держало их в напряжении с самого утра. Они незаметно проскользнули в здание, предназначенное для офицерского состава, и зашли в квартиру Ассии.

Несколько картонок все еще стояли на полу со дня переезда. Наглядная иллюстрация жизни на службе у государства: их судьба – вечно пребывать в пути, лишь урывками уделяя малую толику времени на личную жизнь, как если бы от них полностью зависело равновесие мира – баланс между добром и злом.

Они начали избавляться от одежды еще на пути от входной двери к спальне, добавляя новый беспорядок к старому, разбрасывая рубашки, брюки и белье.

Они занялись любовью, словно в последний раз. Максим упивался запахом Ассии, сладкой смесью ванили и карамели. Даже ее пот с легким мускусным ароматом пьянил его, и только в это мгновение он понял, как ему не хватало ее тела, прильнувшего к его собственному.

Обнаженные любовники в экстазе замерли на несколько минут среди скомканных простыней.

Ассия повернулась, забралась на Максима, чтобы вытянуться на нем. Он почувствовал, как ее лобок трется о его живот, открыл глаза и прямо перед ним оказалось лицо его красавицы, чьи пухлые, манящие губы томились в ожидании совсем близко от его собственных.

– Заночуешь здесь? – нежно спросила она.

Максим незаметно поморщился.

– Жаль, но я не могу, – отозвался он, вспомнив о кошачьей стае, которую кормил каждое утро. – В следующий раз с удовольствием.

Ассия предвидела отрицательный ответ, но не смогла скрыть разочарования.

Он медленно погладил ее по щеке, несколько секунд влюбленно смотрел ей в глаза, потом мягко отстранился и начал одеваться.

– Предупреждаю, следующего раза не будет, – бросила она, – если только мы не отправимся к тебе.

Волна паники едва не заставила его дрогнуть. Он никому и никогда не позволял вторгнуться в его частную жизнь. Но никто и никогда не проникал так глубоко в его сердце, как Ассия: все бывает впервые.

Поскольку он молчал, она продолжила:

– Ты отдаешь себе отчет, что мы встречаемся уже несколько месяцев, а я еще ни разу у тебя не была?

– Мы виделись в Париже…

– И все равно ты однажды провел выходные у меня. Мог бы предложить ответный визит.

– Ты помнишь, как эти «выходные» закончились? – спросил он, изобразив в воздухе кавычки.

Она пожала плечами:

– Ну и пусть. Но, по крайней мере, ты видел, где я тогда жила.

– Мне пора, – заключил он.

Максим бесшумно направился к выходу, Ассия натянула на себя одеяло и повернулась на бок.

Сгустившаяся ночь придавала городу тревожный вид. Ледяные порывы ветра взметали прошлогоднюю листву. У Максима возникло ощущение, что он так и не выбрался из сезона увядания, а погода только доказывала его правоту.

Он дошел до своей машины и схватился за тюбик с транквилизатором. Проглотил таблетку, не запивая, и та болезненно застряла у него в горле.

Минут двадцать он ехал по пустым улицам, безнадежно окутанным мраком. То тут, то там фонари прорывали тьму угрюмым светом, оставаясь единственными свидетелями этой маленькой победы над сумраком. Химия подействовала, и он расслабился. Его зрачки расширились, и он почувствовал сильное желание кое-куда заехать, прежде чем вернуться к себе.

Он любил ночь, и она отвечала ему взаимностью.

Печальный туман поднимался над озером, рассеиваясь над окрестными деревнями. Максим подумал, что обстоятельства ему благоприятствуют: под дымчатым благосклонным покровом он мог проскользнуть, не рискуя, что его увидят и осудят.

В нежилой зоне не так уж далеко от центра города Максим припарковал машину позади здания промышленного вида, черный фасад которого освещался красными неоновыми трубками; флюоресцирующие буквы складывались в надпись «Gravity Zero» [14] .

На скудно освещенной улице, где он оставил автомобиль, слышались низкие вибрирующие звуки, доносящиеся из клуба.